— Хуета хуёвая, чо ж я непутё-ё-ё-вая? — Стэн споткнулся о диванную подушку, брошенную на пол ещё пару недель назад, и полетел на пол, простерев руки к светлому будущему. Будущее ответило ему смачным ударом по морде; зубы шатнулись, но устояли. Всё-таки не зря он в своё время вложился в стоматологию: знал же, что жизнь когда-нибудь пойдёт по пизде, потому подготовился. — Этот мир придум-а-а-ан не нами... ну почему?!

Он только что в очередной раз потерял всё. Снова. Опять. На этот раз — точно навсегда. И ведь не поспоришь, что продолбался по чужой вине. Его кредиторам было плевать на причины того, что он снова сделал неправильное вложение, — им нужны были деньги. Желательно ещё вчера. А Пайнс дал им кукиш, смазанный машинным маслом. Или смазкой для анального секса.

Перевернувшись на спину, он уложил раскалывающуюся голову на пресловутую подушку, закинул руки назад и потянулся. Всё тело ответило болезненной скованностью. Надо было не забивать на тренировки, да всё "потом-потом". А тут суп не с котом, но с куриными потрохами. Жрать хотелось страшно, но готовить он  так и не научился, а покупать нормальную жратву у него не было денег. Даже не дешёвый суп из Волмарта, который стоял там по уценке уже четыре месяца.

Зато дома были тараканы. У-у-у, белок! "Лучше б хер сосал: там тоже белок, но усиками не шевелит", — с тоской подумал он, а потом припечатал ладонь в лицо. Охнул от боли. Спонсор хуёвых мыслей — Рик Санчез. Стоило подумать о хуе, как сразу мысли о дружбане всплывали. Они давно не виделись, но сейчас Стэн был и этому рад. Хвастаться ему было абсолютно нечем.

Квартиру, которую ему удалось снять, с трудом можно было назвать прибежищем. Крошечная загаженная кухня, сортир с раковинной, куда Стэн иногда ссал, когда толчок забивался; единственная комната совмещала и гостиную, и спальню. И всё. Когда-то у него был этаж в пентхаусе, феррари и красавица жена, а сейчас — боли в пояснице, депрессия и счета, размером с Амазонку.

Где он проебался-то так? В какой момент абсолютно всё пошло не так? Стэн закусил губу, пытаясь вспомнить. Может, после Мексики? Но даже вака де лумбре, виденная им однажды, не оставила никаких следов. Ну горящая корова, ну бургер будущий бежал по улицам – чего нужно было бояться?

Или тот случай, когда он попал в лапы экзорцистов-гомосексуалистов? Это было ужасно! Он до сих пор помнил, как лежал, привязанный, а эти гомики выясняли отношения. Из него они выгнали только толерантность, но никак не демона.

Когда всё случилось? Когда из преуспевающего крутого мужика он превратился в пьяное ворчащее нечто?

Когда Форд исчез? Или когда отдалился Рик?

Рик вообще был больной темой. Стэн не понимал их отношений, зато их понимала Барб, его бывшая жена. Как-то она даже попыталась сунуть ему палец в зад, раз уж ему нравился Санчез, но быстро поняла, что перепутала позиции.

Они развелись-то не столько от того, что он всё проебал, а от того, что недоебал. Её. Барб хотела романтики, а Стэн парил всё о будущем, о деньгах, карьере, тачках, Рике… Впрочем, Рик у него вообще был словом нарицательным. Что догнал – то и нарицал Риком.

Теперь ему светила пуля в лоб – в том случае, если он не помрёт от отравления. Пищевого или морально-этического – как повезёт.

В дверь позвонили. Стэн охренел. У него всё это время работал звонок? Поднявшись с пола, держась за раскалывающуюся поясницу, он медленно побрёл в коридор, ругаясь на чём свет стоит. Стащил с полки беретту, запахнул халат, чтобы труселями в огурчик не светить, и попытался посмотреть в глазок, когда вспомнил, что квартиры этой халупы лишних дырок в дверях не предусматривали.

Ну а что терять-то было? Что? Жизнь? Да, бля, охуительная была бы потеря! Он шмыгнул носом, снял оружие с предохранителя и распахнул дверь, сразу целясь дулом в лоб гостя. Красивый и гладкий лоб. Знакомый лоб.

— Санчез? Ебать-копать, ты, что ли? – он даже отпустил края халата, являя взору гостя растянутую майку-алкоголичку и сине-зелёные трусы в весёлый огурчик. — Заходи,  не маринуй соседей. Они и так думают, что я ебанутый. А если у меня гостей таких увидят, то попросят твой номерок. А у меня его самого нет.